История

Травля Пушкина: дуэль — это самоубийство на 50%

При первом свидании в Москве осенью 1826 года Николай сумел Пушкину понравиться. Благородно реагировал на заявление поэта, что он был бы 14 декабря на Сенатской площади, очевидно, рассказал о программе реформ, фактически освободил от общей цензуры, пообещав, что сам будет его цензором. Скоро стало понятно, что это игра. Обман. Но летом 1831 года в Царском Селе на фоне политических катаклизмов — Французская революция, восстание в Польше, кровавый мятеж военных поселений — произошло сближение. У Пушкина появилась надежда занять место Карамзина — влиятельного советчика при императоре. Тем более что Николай предложил ему место историографа, поручив писать историю Петра Великого. Это оказалось иллюзией. Николай ему не доверял и не воспринимал всерьез. Через три года пожалование в камер-юнкеры поставило все на свои места.

Это придворное звание. Обычно оно присваивалось молодым людям 18-20 лет. Ни к чему не обязывало, кроме одного — лично присутствовать на всех событиях царского двора. Конечно, присвоение этого звания было публичным унижением для Пушкина. Ему дали понять, кем он действительно является и для царя, и для двора. При этом Наталья Николаевна получила законное право танцевать на дворцовых балах.

У Пушкина и Карамзина изначально были принципиально разные репутации. Для Александра, да и для Николая, Карамзин — уважаемый лояльный литератор, проповедник добра. Пушкин — друг бунтовщиков, автор крамольных стихов, «шалопай». Карамзин ни при какой погоде не мог оказаться камер-юнкером. Да и Александр с Николаем — разные люди. Александр полностью доверял Карамзину. Николай Пушкину не верил. Недаром он резко забраковал черновой вариант «Истории Петра», представленный ему Жуковским после смерти Пушкина.

Пушкин женился, находясь не в лучшем финансовом состоянии. Вот что он писал Плетневу перед женитьбой: «Через несколько дней я женюсь: и представлю тебе хозяйственный отчет: заложил я моих 200 душ, взял 38 000 — и вот им распределение: 11 000 теще, которая непременно хотела, чтобы дочь ее была с приданым, — пиши пропало. 10 000 Нащекину для выручки его из плохих обстоятельств. Остается 17 000 на обзаведение и житье годичное».

Помимо этого у него было уже 20 000 карточных долгов. Он несчастливо играл в карты. Был азартен, почти все время проигрывал. Плюс к этому его исторические изыскания не давали гонораров. «Пугачев» не имел успеха, издание «Современника» было убыточным, даже «Капитанскую дочку» он напечатал в своем журнале, лишив себя гонорара. Ну и огромные траты. Квартира в центре Петербурга, карета с выездом, полноценная светская жизнь, которой он не мог лишить жену.

К сожалению, жизнь с Натальей Николаевной теснейшим образом оказалась переплетена с царским двором, с чиновной подлостью, с интригами, с немыслимыми тратами, с тайным надзором и контролем. Он писал ей: «Мысль, что кто-нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство. Без политической свободы жить очень можно; без семейной неприкосновенности невозможно: каторга не в пример лучше».

Вяземский сказал о нем, что Пушкин не был понят при жизни даже близкими друзьями. Это так. Друзей, в полной мере понимающих, что с ним происходит, практически не осталось. Он оказался в одиночестве. С Вяземским отношения расстроились. Жуковский, который его любил, тоже не понимал происходящего. А преданного, искреннего друга Дельвига уже не было.

Источник

Кнопка «Наверх»