Евгений Гонтмахер: Продуктовые карточки — это мировая практика, ничего страшного в этом нет
На днях выяснилось, что правительство планирует объединить ПФР и ФСС в одну структуру. Несколько лет назад экономисты написали доклад, где предложили объединить все три фонда (вместе с ФОМС) — создать единый страховой фонд. Смысл здесь не столько в механическом соединении: уменьшить количество чиновников, сэкономить на издержках. Дело здесь в том, что вся система обязательного социального страхования, возникшая в начале 90-х, требует реформы. Так вот, в этом докладе написано, что этим фондам давно стоит перейти на единый тариф — у нас же сейчас работодатель платит 22% в пенсионный фонд, 5,1% он платит в ФФОМС, 2,9% — в Фонд социального страхования. Суммирование всего этого в условные 30% позволило бы застрахованному формировать собственную структуру внутри этих процентов, рассказывает в интервью «Новой газете» доктор экономических наук, профессор Евгений Гонтмахер. Например, вас интересует больше медицинское страхование, а кого-то — социальное, и он может отчислять на социальное больше, чем условленные 2,9%. После объединения ПФР и ФСС планируется ввести единый тариф, но пока без возможности для работника определять его внутреннюю структуру.
Сейчас деньги, собранные в ПФР, ФСС и ФОМС являются государственной (федеральной) собственностью. Раз страховые платежи не являются бюджетными деньгами — в основном их платит работодатель из фонда оплаты труда, — то это должна быть общественная собственность. И объединенный фонд должен управляться на трехсторонней основе — представители работников, работодателей и государства, причем эти стороны должны сами назначать «первое лицо». Сейчас это делает правительство. То есть это должна быть реально независимая от государства страховая структура.
Сейчас условия будут выровнены на условиях пенсионного страхования. Поэтому работодатель будет немного больше платить в будущий объединенный Социальный фонд.
Также хотят ввести страховые взносы на тех, кто работает в рамках гражданско-правовых договоров. Это, честно говоря, не очень хорошо. Для части работодателей это станет неподъемными дополнительными издержками. Это может привести к уходу части занятости в другие формы — ИП, самозанятость, а то и в неформальный сектор, что не даст Социальному фонду тех доходов, на которые там рассчитывают.
одержимое Пенсионного фонда и ФСС — несколько триллионов рублей. Это, конечно, не второй бюджет, но все же очень большие деньги. Если они станут общественной собственностью и будут управляться не напрямую государством, то объединенный фонд перестанет быть филиалом Минфина. Сейчас эти фонды — придаток к федеральному бюджету. И это неслучайно.
В целом слияние этих двух фондов — все-таки позитив, единый тариф — позитив, создание наблюдательного совета — тоже, но это все очень небольшая часть того, что стоило бы сделать. От этого решения можно будет отталкиваться в будущем, чтобы дальше реформировать систему обязательного социального страхования.
Борьба с бедностью
Основная проблема 2022 года — в росте цен. Это главная социальная угроза, которой стоит бояться прямо сейчас.
Хитрость заключается в том, что государство индексирует пенсии в начале года, но эта индексация производится по той инфляции, которая не соответствует потребительской корзине пенсионера. Возьмем уровень инфляции 2021 года — 8,4%, это высокая инфляция, пенсии решили проиндексировать на 8,6%. Но 8,4% — это рост цен в потребительской корзине, по которой пенсионер не живет. Например, там учитываются поездки в Турцию, походы в рестораны, стоимость бескостного мяса — деликатеса, который ест скорее средний класс. Цены на эти позиции выросли не столь ощутимо, а вот на базовые продукты питания — порядочно, инфляция здесь — более 10%, картошка в прошлом году подорожала почти в 1,5 раза. Если взять нашего пенсионера или просто бедного человека, то 2/3 его потребительской корзины — продукты питания, остальное — плата за квартиру, покупка лекарств. Поэтому индексация в размере 8,6% (хотя и это лучше, чем запланированные ранее правительством 5,9%) не покрывает потерь уровня жизни прошлого года. У нас пытались бороться с этим заморозкой цен на продукты, но это было, как видно по размерам продовольственной инфляции, не очень удачно.
Прошлый год в социальном плане — это ползучее ухудшение жизни для целого ряда категорий: пенсионеры, особенно одинокие, кому не помогают родные, а еще — малообеспеченные люди. Что интересно, даже сильнее пострадали не те, кто живет ниже прожиточного минимума, а те, кто живет чуть выше него. Им, вышло так, государство не оказывает никакой помощи. Люди, доходы которых «болтаются» в районе средних значений по стране, потеряли больше всех, потому что это те, кто работает в сервисной экономике — бытовое обслуживание, общепит, туристические фирмы, логистика и т.д. Их доходы из-за коронавируса сильно упали, и это падение никак не было компенсировано.
Сейчас обсуждается идея, которую у нас все никак не получается ввести, — продуктовые карточки, когда малообеспеченным людям выдается специальная пластиковая карточка с деньгами. Они идут с ней в магазин и могут купить только ограниченный круг продуктов, водку или табак — не получится, можно только самое элементарное — молоко, крупы, картошку, тот же самый сахар и т.п. Это мировая практика на самом деле, в том числе в развитых странах, ничего страшного в этом нет.
Европейские государства, где так же, как у нас, население стареет, на здравоохранение тратят не меньше 6–7% от ВВП, у нас — 3,5%. А помимо простого финансирования медицину необходимо реформировать, чем у нас, опять же, заниматься не очень хотят.
